|
В наше время часто можно слышать, что уже нечего открывать. Практически весь мир нанесен на карту и в полной мере изучен, излазан, исхожен и облетан… С этим категорически не согласен молодой сахалинский ученый Рафаэль Жарков. Он считает, что, несмотря на времена, в природе человека остается неизменным желание исследовать, отодвигать свои собственные границы в познании. А значит, и в сегодняшнем мире всегда есть место для открытий.
ШТРИХИ К ПОРТРЕТУ НОМИНАНТА
Согласно имени, родители прочили Рафаэля Жаркова в художники. Родился он в Долинске в 1980 году. В 6 лет его отдали на обучение высокому искусству в художественную школу. Тем не менее, проучившись там 8 лет и успешно окончив ее, он особой тяги к профессии живописца не испытывал. Еще в 6-м классе, открыв учебник по географии, Рафаэль понял, кем хочет стать. Куда больше занятий по рисованию его привлекали путешествия. Он зачитывался книгами о выдающихся исследователях. А фильм «Земля Санникова» стал чуть ли не культовым для него. Дядя Рафаэля работал в одной из сахалинских геологических экспедиций. Его рассказы о суровых буднях геологов и поисковой работе завораживали. Настоящей школой общения с природой были походы, организуемые родственником. Здесь он чувствовал себя в своей стихии. Окончив школу, не раздумывая, поступил в СахГУ на географический факультет, который окончил с красным дипломом. Сейчас Рафаэль Жарков – старший научный сотрудник лаборатории вулканологии и вулканоопасности Института морской геологии и геофизики Дальневосточного отделения РАН (ИМГиГ ДВО РАН), доцент Сахалинского государственного университета , кандидат географических наук.
КСТАТИ
Участник многих экспедиций, в том числе и международных, Рафаэль Жарков ведет большую научную работу. Сейчас он возглавляет Совет молодых ученых ИМГиГ ДВО РАН.
ЧУВСТВО ДОРОГИ
– Рафаэль Владимирович, у вас не только профессия редкая, но и имя. В честь кого вас назвали?
– В честь великого художника эпохи Ренессанса – Рафаэля Санти. У меня отец – художник. Имя Рафаэля в мировой истории искусства связано с представлением о возвышенной красоте и гармонии. Возможно, родители надеются, что и я когда-нибудь непременно прославлю свой род. Но если я и не стану знаменитым, то планка в любом деле у меня будет завышенной. К тому же не зря говорят – как корабль назовешь, так он и поплывет…
– И как вам «плывется» во взрослой жизни?
– Пока легко. Иногда даже чувствую себя везунчиком. Порой ловлю себя на мысли, что часто мне все дается просто. То, на что другие тратят огромные усилия, ко мне приходит без особого напряжения сил. Так было в школе, где у меня все катилось как по маслу. И в студенческой жизни не испытывал трудностей с учебой. Да и сейчас пока все складывается удачно и в науке, и в преподавательской деятельности. Некоторые так и думают – везет же ему. Еще 30 нет, а он уже кандидатскую защитил, доцент, старший научный работник… Но известно – ничто не возникает из ничего. А объяснение моим, казалось бы, легким успехам довольно простое: у меня с детства был сформирован глубочайший интерес к книгам, учебе, поиску дополнительных источников знания. Думаю, хорошая базовая подготовка в образовании – это и есть мой запас прочности во всех делах.
– Почему ваш выбор пал именно на географию?
– География – общая наука, которая многое включает в себя: геологию, путешествия, различные экспедиции… В старших классах я уже серьезно готовился к поступлению в вуз. Кроме теории, форсировал практические навыки. Для начала изучил местные достопримечательности в родном Долинском районе. В университете у меня появились друзья-единомышленники, с ними мы ходили в походы, разрабатывали маршруты различной степени сложности. Чем труднее, тем лучше для нас. При этом старались делать их познавательными. Любимый поход – на пик Чехова, куда мы восходили множество раз. Можно сказать, облазили все близ- лежащие горы – Майорскую, Высокую, Пушкинскую… Это была своего рода тренировка перед более сложными научными экспедициями. Мои первые походы во многом помогли мне в дальнейшем. Впрочем, в такие самостоятельно подготовленные экспедиции я ходил вплоть до третьего курса университета.
– С походами, наверное, связаны самые яркие воспоминания детства и юности?
– Не только. Мне исполнилось 6 лет, когда у меня появилась сестра. Поэтому самые яркие воспоминания касаются того, как я за ней ухаживал и воспитывал ее. Островком безмятежного детского счастья стала для меня учеба в художественной школе. Но, конечно, больше всего меня манили дороги, путешествия под парусами, поиски сокровищ... Поэтому детство у меня ассоциируется с огромным количеством прочтенных книг. Про пиратов и индейцев были самыми любимыми. А в 14 лет решил принять участие в проекте «Робинзонада», который проводился на Карельском полуострове. Там высаживали на остров по одному человеку, у которого в наличии имелось всего три предмета. И надо было выжить в суровых условиях российского севера. Я написал письмо организаторам проекта в журнал «Вокруг света» и даже получил приглашение. Несмотря на мой возраст, их подкупило то, что у меня уже имелся достаточный опыт общения один на один с природой. Плюс к тому была и теоретическая подготовка, как себя вести в лесу, что можно есть, как разводить костер в непогоду… К сожалению, стать карельским Робинзоном мне так и не удалось – в 90-е годы трудновато было с финансами. Но сахалинским Робинзоном я себя чувствовал не раз.
ИДУ… НА ПУРГУ
– Вы делали вызов природе? И как это происходило?
– Учась в университете, я часто с друзьями или один шел в лес в самый разгар непогоды, где приходилось надеяться только на себя. Это был неоценимый опыт преодоления своих возможностей. Ходил в такие походы и летом, и зимой. Как правило, с ночевкой, порой на два-три дня. Зимой, конечно, приходилось сложнее. И все-таки я всегда с нетерпением ждал ненастья. Однажды мы с другом решили идти…на пургу. В последний момент его не отпустили родители, и я пошел один. Вот тогда трудностей хлебнул с лихвой. Сугробы в полтора метра глубиной. Ветер бьет в лицо, пурга все сильнее. Хотел разжечь костер. Спилил дерево, но оно утонуло в снегу. Пришлось выкапывать его и распиливать на бревна. С невероятным трудом сложил и разжег костер. На растаявшей площадке сделал навес из ветвей лапника, оборудовал место стоянки, где в спальнике и переночевал. Утром непогода утихла, но выбираться из снежной западни пришлось с не меньшими усилиями.
– Для чего же был нужен такой своеобразный и весьма опасный поход на грани риска? Для самоутверждения?
– Было и такое. Но все-таки я преследовал другую цель – помочь себе, если когда-нибудь в научной экспедиции вдруг окажусь в подобной ситуации, и, конечно, оказать помощь другим людям, которые, в силу разных обстоятельств, тоже могут остаться один на один с пургой. Это была тренировка. Потом мы готовили рекомендации, а точнее – своего рода инструкции по выживанию людей во время природной стихии. Если человек попадал в нее, то уже знал, как нужно действовать.
– Не было страшно в импровизированных походах? А вдруг медведь встретится?
– К счастью, с косолапым не довелось столкнуться. Как-то зимой видели его следы на снегу. Да лишь однажды мишка-шатун, годовалый пестун-подранок, издалека порычал на нас, а потом еще и увязался за нами. Где-то около часа крутился возле нашей стоянки, а после удрал в лес. Но вообще, когда ты занят делом, о страхе не думаешь. Хотя предосторожность должна быть.
ПО СЛЕДАМ ДРЕВНИХ ЦУНАМИ
– Куда была ваша первая научная экспедиция? Чем она вам запомнилась?
– После 3-го курса, когда узнал, что нужны рабочие в Институт морской геологии и геофизики для поездки на курильский остров Кунашир, сразу же туда обратился. Меня взяли. Это было в 2001 году. Тогда я и поехал в свою первую настоящую экспедицию. Попал в группу «цунамистов». В ней ученые разных рангов изучали так называемые следы древних цунами – страшного и практически неуправляемого природного явления, погубившего немало жизней. Но я в своей первой экспедиции был просто рабочим, то есть находился на подхвате у сотрудников. Тем не менее мне все было интересно. Не чурались мы и курильской экзотики – поднимались на вулканы, ходили на горячие источники. Там я познакомился с родственными душами – вулканологами из этого же института. А после поездки пришел в лабораторию вулканологии ИМГиГ ДВО РАН и заявил, что хочу заниматься исследованием вулканов. Так, в 2002 году, еще будучи студентом 4-го курса, был принят на полставки в штат института. Летом того же года в полевой сезон поехал в рабочую экспедицию. Вот ее и считаю первой, поскольку в ней я находился уже в качестве начинающего вулканолога. Передо мной ставилась задача – исследовать термальные источники. Эту тему веду до сих пор. По ней защитил диссертацию в 2008 году.
– Скажите, из множества экспедиций, в которых вы побывали, какая была для вас наиболее сложной?
– Одна из курильских, которая проходила в 2007 году. По потоку остывшей лавы мы с коллегой-вулканологом Дмитрием Козловым поднимались на вулкан с красноречивым названием – Горящая Сопка. Он – самый молодой в этой цепи, но весьма своенравный. Путь по лаве, состоящий из огромных, в несколько метров, окаменелых глыб, в принципе был недоступен для перехода. Приходилось изворачиваться между валунами, ползти, кружить на одном месте, часто снова спускаться вниз. Расстояние в три километра мы шли… шесть часов. Не успев подняться наверх, к кратеру, нам пришлось заночевать в этих глыбах. Но там даже негде было поставить палатку или расстелить спальник. Мы с трудом натянули тент между лавовыми останцами и устроились на ночлег. Однако самое страшное было впереди. Здесь оказалось невероятно огромное количество летучих мышей, которые, пользуясь темнотой, бесцеремонно ползали по нам, цепляли острыми когтями за одежду, визжали, махали крыльями перед лицом… Вот это было действительно ужасно.
– Неужели менее ужасно нахождение специалистов близ действующего вулкана или в его кратере? Вулканолог – опасная профессия?
– Безусловно. Работая, ты не знаешь, когда начнется извержение вулкана, а оно может произойти в любой момент, и такие случаи бывали, когда гибли в огненной лаве ученые, журналисты, телеоператоры, снимающие природную стихию. Находясь рядом с вулканом, возможно отравление газом, серными выбросами. Опасность представляют собой термальные выбросы воды и выход газа, температура которых составляет порой 450 и более градусов. На Итурупе на вулкане Кудрявом она 940 градусов! Если попадешь в такое место неподготовленным и без средств защиты, химический ожог дыхательных путей тебе обеспечен. На активных вулканах, как, к примеру, Сарычев на Курильском острове Матуа, еще сложнее работать. В июне нынешнего года там было довольно сильное извержение. Мы поехали выяснить степень активности разбушевавшейся стихии, чтобы дать прогноз на будущее. Ситуация была непредсказуемой. Никто не знал, в каком состоянии Сарычев. Была вероятность повторного извержения. К тому же пепел вулканический представлял не меньшую опасность. Вдыхаешь его, и он, оседая в дыхательных путях, превращается в нечто наподобие цемента. Приходится постоянно ходить в респираторах. К счастью, все обошлось благополучно.
ВЫШЛИ МЫ ВСЕ ИЗ ВУЛКАНОВ?
– Есть гипотеза о том, что мы – дети вулканов. Как вы к ней относитесь?
– Положительно. Во всяком случае, как и все другие, она имеет право на существование. Кстати, нынешней осенью я ездил на конференцию в Туапсе, где выступал с докладом известный ученый-вулканолог Евгений Константинович Мархинин. Являясь горячим сторонником «вулканосной» идеи зарождения жизни на Земле, он приводил довольно веские аргументы. К примеру, после извержения вулкана Тятя на Курилах в 1973 году был отобран пепел, в котором нашли…аминокислоты. Это первооснова строения белка. А мы хорошо знаем, что «жизнь – это способ существования белковых тел…». Раз аминокислота была найдена в пеплах вулкана, то напрашивается вывод, что жизнь на нашей планете могла произойти и из продуктов вулканической деятельности. Во всяком случае, мне симпатична такая гипотеза. У нее немало сторонников, а исследования продолжаются в разных уголках мира.
«Долгий путь к вулкану Менделеева». Рафаэль Жарков (третий слева)
с участниками V Сахалинской молодежной научной школы «Природные
катастрофы: изучение, мониторинг, прогноз». о. Кунашир, июнь 2009 г.
– Интересно, а в самом кратере есть жизнь?
– Еще какая! Там краски просто удивительные – есть водоросли зеленые, бурые, желтые. Они находятся в термальных источниках при высочайших температурах, и у них идут вполне нормальные жизненные процессы. Встречаются и другие формы жизни.
– А вообще, что такое вулканы? Это органы дыхания Земли?
– Можно и так сказать. Земля, образно говоря, дышит с помощью вулканов. Таким образом, сбрасывается ее энергия. А вулкан – это своего рода пуп Земли. Он представляет собой особый рельеф местности, как правило, это гора с выходами лавы и продуктами вулканической деятельности в виде пепла, шлаков, образований в виде каменных «бомб».
НА ЭКСКУРСИЮ К КРАТЕРУ
– Вулканология – мировая наука. Ею занимаются ученые разных стран. Как вам работается с зарубежными коллегами в общих экспедициях?
– Мы сотрудничаем со многими специалистами из разных стран, в том числе и американскими. Они приезжают на Камчатку. Наши ученые выезжают на Аляску, где принимают участие в совместных встречах, конференциях. Большого объема полевые работы были проведены в международной экспедиции на Курильские острова, которая проходила три года – с 2006-го по 2008 год включительно. В них принимали участие японские вулканологи. Нам интересен их опыт. Особенно впечатляют экскурсии на японские вулканы, которые пользуются огромным спросом у населения. Причем среди экскурсантов немало пожилых людей. На некоторых вулканах есть канатная дорога, по которой можно подняться на гору. У подножия и на склонах расположены гостиницы, кафе, рестораны. Тысячи людей едут сюда.
Наши вулканы труднодоступны для научных сотрудников, а уж для желающих их посетить и вовсе закрыты. А ведь они могли бы способствовать более активному развитию туризма на Курилах. Конечно, первоначально необходимо обеспечить транспортную составляющую и инфраструктуру. Мы делали первые попытки возить на курильские вулканы ученых из других регионов, но они не увенчались успехом. Из-за проблем с транспортом люди на три дня задержались на островах. Можно себе представить, какое разочарование в этой ситуации испытали бы туристы. И все же, считаю, надо более решительно развивать это направление в островном туризме. Спокойные и красивые вулканы наших островов ждут экскурсантов.
– Вулканоопасные регионы – Курилы, Камчатка для вас представляют профессиональный интерес. А возможно ли практическое применение полученных знаний? Например, давать долгосрочные или краткосрочные прогнозы извержения вулканов?
– Вся информация, собранная в экспедициях, оседает не только в научных талмудах, но и становится достоянием гласности. Бывая на Кунашире и встречаясь с жителями, мы рассказываем им об особенности деятельности вулканов, которые находятся на островной территории, предостерегаем об опасности, даем советы, как действовать в той или иной ситуации. Однако нас беспокоит, что пока у наших ученых нет возможности делать прогнозы вулканической активности. Все упирается в денежные средства, которые, к сожалению, на эти цели не выделяются. Вероятно, все надеются на авось. А ведь, в отличие от цунами, извержения вулканов можно предсказывать. Подобное делается во всем мире. В Японии, к примеру, извержения вулкана предсказывают вплоть до … одного часа до начала стихийного бедствия. Там постоянно ведется мониторинг за активностью вулканов. В 2000 году извергался вулкан Усу, так за два дня до этого все люди были вывезены из опасной зоны. Мы были в Японии, видели последствия стихийного бедствия. Многое там было разрушено, но ни один человек не пострадал.
– Есть ли у вас любимый вулкан?
– Это Синарка, который находится на Курильском острове Шиашкотан. Когда мы впервые туда попали, я удивился – до чего он мощный! На его вершине есть купол с выходами газа, где температура доходит до 450 градусов. А на склоне мы обнаружили новый гейзерный источник. Парогазовый столб вырывается вверх метров на 100. Это стало нашим открытием. А впереди – новые экспедиции и, надеюсь, новые открытия.
БЛИЦ-ОПРОС
– Ваши увлечения?
– Сейчас их у меня маловато. Больше времени отдаю работе, научным исследованиям. А вообще зимой люблю лыжные прогулки. Летом – пешие, для души. Нравится бывать в театре. Из музыкальных пристрастий выбираю русский рок.
– Что приемлете в людях, а что не воспринимаете?
– Мне по душе люди открытые, добрые. Не люблю неискренность и ложь.
– Верите в гороскопы? Кто вы по знаку зодиака?
– По гороскопу я – Дева. В предсказания звезд не верю. Предпочитаю сам рулить своей судьбой.
– Где любите отдыхать?
– На природе. По контрасту с сушей, с которой связана моя работа, отдыхать тянет к морю.
– Ученые – народ суеверный? Верите в приметы?
– Я – нет. Думаю, большинство ученых тоже. Мы опираемся на факты. Когда работаешь с природными объектами, понимаешь: никто – ни Бог, ни царь тебе не поможет, а уж приметы тем более.
– Любимое время года?
– Начало осени, так называемое бабье лето. Это самый разгар полевого сезона научных экспедиций.
– Любимое время суток?
– Поздний вечер. Я – «сова» ложусь поздно. Есть время подумать, почитать.
ЧТО ЗНАЧАТ ДЛЯ ВАС:
Семья?
– Самое святое. Очень хочу создать свою семью, чтобы раз и навсегда. Считаю, дела семейные важнее работы и всего другого.
Любовь?
– Светлое чувство. Любовь должна быть, причем с первого взгляда.
Счастье?
– Когда у тебя все складывается удачно во всех сферах жизни.
Деньги?
– Необходимость для реализации своих задумок.
Мечты. О чем они?
– Все больше задумываюсь о создании семьи, о детях. Хочу побывать в новых интересных местах, чтобы плодотворно поработать, сделать научные открытия. Мечтаю, чтобы на нашей островной земле была создана современная, хорошо оснащенная система вулконобезопасности. И, конечно, хочется более активного развития туризма на Курильских островах. Иностранцы рвутся побывать в нашем уникальном регионе. В отличие от Камчатки, у нас много спокойных вулканов, и они расположены компактно. К тому же менее опасны. А поэтому весьма подходят к организации туристических маршрутов.
|
.gif)
Nepom.Ru
