|
8 февраля 1990 года в Южно-Сахалинском аэропорту приземлился «Боинг». Чартерным рейсом, по заявке Южнокорейского Красного Креста, отправлялись 120 сахалинских корейцев, чтобы впервые увидеть родных после разлуки, продлившейся не одно десятилетие. Седовласый шеф-пилот лайнера И Чо Хан и сам мог бы послужить живой иллюстрацией к трагедии разделенных семей: родившись в Северной Корее, мой 58-летний собеседник большую часть своей жизни провел в Южной. Свой первый полет в СССР и обратно он прокладывал по замысловатому маршруту: от Сахалина «Боинг» шел к Владивостоку, затем круто поворачивал на Японию и лишь южнее Ниигаты брал курс к Сеулу. И уже первые минуты полета показали, что этот воздушный мост соединяет два мира – абсолютно разных и еще чувствующих тиски «холодной войны»…
ЛЕГАЛЬНЫЕ НЕЛЕГАЛЫ
В нашей стране, название и границы которой сегодня можно увидеть, пожалуй, лишь в учебниках истории, тогда бушевала горбачевская перестройка. Мои ровесники помнят ее приметы: стихийные митинги, стремительно теряющая власть КПСС, разрастающийся нарыв национализма в союзных республиках. А в быту – первые кооперативные видеотеки и туалеты, пустые полки магазинов и выдаваемые «в одни руки» кипы разноцветных талонов на целые списки дефицитных товаров – от мыла до колбасы... На Сахалине в ту пору демократию и рыночную экономику взращивал московский профессор Валентин Федоров. Словом, это была эпоха, когда по швам трещало буквально все – от государства до отношений между близкими людьми, потерявшимися между коммунистической идеологией и телевизионными пророчествами экстрасенсов.
Но именно это время и сделало возможным то, что теперь и в голове-то не укладывается. Целый самолет иностранных граждан, а то и вовсе лиц без гражданства пересек воздушные границы государств, даже не имевших дипломатических отношений. Вдобавок в аэропорту Кимпхо все мы стали, по незнанию, заурядными контрабандистами – по местным таможенным правилам стоимость ввозимого подарка не должна была превышать 300 тыс. вон, что по тем временам соответствовало примерно 285 советским рублям. Сколько усилий понадобилось Южно-Корейскому Красному Кресту, чтобы обеспечить столь необычную делегацию разовыми визами, временной регистрацией в полиции и прочими разрешительными документами, догадаться нетрудно. Тем более что в феврале 90-го ко всему прочему резко обострились отношения между КНДР и Республикой Кореей. Чуть позже, в гостинице «Шилла» нам даже раздали памятки местной гражданской обороны – со схемой движения к ближайшему бомбоубежищу и временем подачи сигналов воздушной тревоги.
Участники первой поездки терпеливо сдерживали чувства почти весь полет. Лишь когда лайнер лег на крыло, а в разрывы облаков проступили прямоугольники рисовых полей да скопления домов с чертами непривычной архитектуры, салон буквально взорвался аплодисментами и возгласами: «Ура! Мансе!» Казалось, ликованию не будет конца. Но стоило миновать пограничный и таможенный контроль и выйти в зал ожидания, как радостные чувства обрушил шквал пронзительных криков и отчаянного рыдания. Ведь, всматриваясь в лица друг друга в поисках знакомых черт, сотни людей словно бы погружались в те военные, наполненные горем и лишениями годы, когда разлука разрывала их сердца.
Пришлось выждать немало времени, чтобы прилетевшие и встречавшие хоть немного успокоились. Гостей повезли в гостиницу, а затем – на торжественный банкет в одном из лучших столичных ресторанов. В этот вечер многие из стариков словно бы окунулись в атмосферу родных деревень с их запахом жаровень, звуками сельских песен и красками национальных танцев, прибаутками местных острословов. Похоже, именно здесь они наконец поверили своим чувствам: родина предков приняла в свои объятия потерянных когда-то сыновей и дочерей…
РАЗНЫЙ СУТОЧНЫЙ РАЦИОН
На следующее утро делегацию приняли во дворце Национального собрания. Побывавший на нашем острове депутат южнокорейского парламента Ким Хен Ук заметил: «Я понимаю, что Сахалин стал для присутствующих второй родиной. Но я высказываюсь и за то, чтобы каждый из вас мог свободно посетить нашу страну…» Спустя 19 лет эти слова могут показаться странными: эка невидаль – слетать в Сеул, были бы деньги… Но тогда высказывание депутата звучало как программное политическое заявление перед гражданами другой страны, да еще и со скрытым упреком советской власти. Чего греха таить – эту поездку представителей разделенных семей почти полностью финансировали Красный Крест и МИД Республики Кореи, а наше правительство ей всего лишь не препятствовало.
Выступили с ответным словом в стенах южнокорейского парламента и сахалинцы. Пак Хе Дон, Им Пон Ге и другие члены делегации рассказывали, как были увезены с родины, сколько невзгод и унижений пережили. Они и передали депутату необычный дар – деревянную коробку размером с две почтовые открытки. Старики долгие годы берегли ее как красноречивое свидетельство: ведь именно в таком судке и умещался суточный рацион подневольных горняков, лесорубов и мостостроителей бывшего Карафуто. Так называли японцы Южный Сахалин.
После встречи в парламенте большинство членов делегации развезли по разным городам и деревням Южной Кореи, где их дожидались родственники. А мы с заведующим отделом обкома КПСС Вячеславом Емченко отправились в штаб-квартиру национального Красного Креста, чтобы обсудить проблемы, связанные с начавшимся восстановлением связей разрозненных семей.
Президент общества Ким Сан Хёб степенно прихлебывал желтоватый тыквенный чай и говорил о планах, казавшихся тогда какой-то фантастикой. По его словам, ежегодно Красный Крест готов привозить чартерными рейсами на такие встречи до 700–800 человек. На земле предков могли бы побывать и до 200 молодых сахалинцев, связанных с ней родственными узами. Мы вежливо кивали, сокрушаясь про себя. Ведь помимо сахалинских корейцев, имевших паспорта СССР, в нашей области тогда жило еще около 900 граждан КНДР и почти 5 тысяч лиц без гражданства. И у каждого желающего побывать в Южной Корее – сплошные проблемы: нет денег на такие поездки, негде оформить визы, отсутствует прямое авиасообщение и т.д. Прошли годы, и многое из сказанного «сеульским мечтателем» стало явью, которая уже никого не удивляет.
Зато участников той поездки удивляло практически все. Как-то вечером в наш гостиничный номер пришел адвокат На Сек Хо. Отрекомендовавшись представителем общественной организации, защищающей интересы разделенных семей, он заявил, что сахалинские корейцы вправе требовать от Японии компенсации, по меньшей мере в 60–70 миллионов иен. Но для этого, естественно, необходимо собрать огромное количество архивных документов, оформить иск для Международного суда в Гааге и т.д. Вальяжный господин и не скрывал, что за свои услуги рассчитывает получить процент с суммы нового иска. Коммунистам Сактаганову и Емченко было просто дико слушать, как кто-то пытается заработать свой «суточный рацион» на трагедии разделенных семей. Споря до ругани о том, как должна идти в нашей стране перестройка и демократизация, мы и не подозревали, что не пройдет и двух десятилетий, как мы будем жить в государстве примерно такого же капитализма – с доморощенными олигархами, ушлыми адвокатами и выигранными в Гаагском суде исками простых россиян.
ЦЕНА МЕЧТЫ
Дождливым хмурым утром побывали мы на окраине Сеула, где, как говорится, и асфальт пожиже, и автострады поуже. В невзрачном двухэтажном домишке здесь жила одна из разделенных семей, которая через 48 лет дождалась сахалинца. Самого «виновника торжества» не было – его забрали в деревню старшие братья. Младший же – Син Бок Гюн пригласил в небольшую квартирку, которую арендовал в частном доме. Часть затрат на долгожданную встречу как раз и несла семья сеульского инженера, чей ежемесячный доход составлял 350 тыс. южнокорейских вон. Извинившись за невольную бестактность, мы все же выяснили: встреча с братом обошлась его родным примерно в 3 млн. вон. Но, поспешил закрыть щекотливую тему наш собеседник, не стоит много говорить о деньгах. Ведь речь идет о мечте старика, страстно желавшего увидеть родную землю.
Удалось поговорить и с сахалинцем, который вслед за отцом переехал на постоянное жительство в Пусан. Ан Дю Хон устроился на местный завод, дети уже привыкли к новым условиям и даже завели друзей.
– Не жалеете, что переехали? – задал я прямой вопрос собеседнику. В телефонной трубке воцарилась тишина, прерываемая треском электрических разрядов, а затем прозвучал ответ: «Жалей – не жалей, а уже переехали. У сестры иногда бывает желание вернуться. У меня члены семьи тоже пока гражданство не сменили…»
Это было 19 лет назад. Некоторых наших попутчиков по тому памятному рейсу уже нет в живых. Другие насовсем переехали в Республику Корею, а кто-то, наверное, по-прежнему живет на Сахалине. Итог же для всех оказался общим: утраченные связи были восстановлены, встречи с родиной предков состоялись. И, оглядываясь сегодня назад, я вновь убеждаюсь: мечту действительно не измеришь деньгами. У нее только одна цена – прожитая человеком жизнь.
|
.gif)
Nepom.Ru
