|
МОЙ НЕЗНАКОМЫЙ ДРУГ АЛЕША
Каждое фронтовое послание сегодня для нас бесценно – слишком мало их сохранилось. Узнав, что в областном краеведческом музее есть несколько писем военного времени, я тут же поспешила туда. Снегопад усилился. В этот день он напоминал белое безмолвие времени, в которое спустя 65 лет после Великой Победы мы стремимся достучаться. И письма военной поры – лучшее подспорье этому. Радовало, что время не запорошило нашу память и в музейных запасниках можно найти потертые, пожелтевшие весточки из далекого лихолетья. И вот они – передо мной. Вложенные в современные конверты, сопровождаемые порядковыми номерами и специальными пометками работников музея, письма с фронта словно облачились в новую одежду. Но в строчках, написанных много лет назад, по-прежнему бьется пульс военного времени.
Я погружаюсь в чтение, и вдруг замечаю, что многие письма безымянны. Отсутствуют адреса, непонятно, кому они написаны, а что еще страшнее – кем написаны. Пояснить, как попали эти фронтовые послания на архивные полки, помогла главный хранитель фондов областного краеведческого музея Кира Яковлевна Черпакова. «Эти письма приносили нам люди, которые к их авторам не имели никакого отношения, – рассказала она. – Находили их сахалинцы случайно, переехав на новую квартиру или наводя порядок в офисе. К счастью, ни у кого не поднялась рука выбросить старые письма. Но сейчас уже невозможно узнать имена и фамилии бойцов, которые писали родным с полей сражений, слишком много лет прошло…».
Среди архивных писем мне бросилось в глаза одно, представляющее небольшой фронтовой дневник. Оно тоже было безымянное. Из заметок можно только понять, что писал их «красноармеец, разведчик». Однако неясно – как его фамилия, кому адресованы послания. Не всегда указываются даты, время и место действия. И все же письма из далекой фронтовой поры не отпускают от себя. Судя по ровному и аккуратному почерку, писал их совсем молодой и весьма талантливый человек, имени которого, вероятно, мы уже не узнаем. Не знаю почему, но для себя я стала называть его Алешей. Может, потому, что это собирательный образ нашего воина-освободителя? Читая заметки разведчика, понимаешь, каково приходилось на войне необстрелянным юнцам. Впрочем, судите сами.
«Юго-Западный фронт.
10 июля – мое первое боевое крещение. Группа во главе с сержантом Шкаруба форсировала реку Дон. Ночь лунная, очень светло, местность голая. Идем скрытно к передовым окопам противника. Ведется редкая перестрелка. Становится немного жутковато, когда просвистит пуля над головой. На пути – колючее проволочное заграждение. Пробравшись через него, идем к оврагу, маскируясь. Здесь место под наблюдением и обстрелом противника. Разведав овраг и находящиеся в нем блиндажи и землянки и ничего не обнаружив там, мы выдвинулись ползком на передний край. Из канавы, вымытой дождевыми ручьями, стали наблюдать. Изредка взлетают ракеты и пролетают с визгом пули. Стали подбираться к их окопам, но попали под сильный пулеметный огонь. В сердце появилась ненависть к немцам. Продолжаем ползти. И вот между нами завязалась сильная перестрелка. Полетело на нас множество ракет. Одного из наших бойцов уже ранило в руку. Находимся в большой опасности. Получив команду отходить, под прикрытием своего автоматного огня ушли от сильного обстрела. Все благополучно вернулись в свою часть…».
РАЗВЕДКА БОЕМ
Фронтовые заметки – документы особые. Они переносят нас в то далекое время, когда у всех была одна цель – победа. Победа любой ценой. Исход военных операций зависел не только от военачальников, но и от каждого бойца. Вот что пишет об этом Алеша.
«Днем 5 октября наша разведрота получила задание от командования штаба дивизии – провести разведку боем за оврагом на высоте № 217. Надо было узнать огневые средства противника, какая у него оборона. Рота под командованием лейтенанта Аносова и сержанта Калькина разбилась на четыре группы. Первая – захватывающая, состоящая из пяти человек во главе с сержантом Шкаруба, действует впереди всех. Вторая, в которой я под командой сержанта Неженского, действует за первой группой прямо в лоб противнику. Третья группа, под командованием старшего сержанта Панкратова, действует левым флангом в обход. Четвертая – прикрывающая группа действовала совместно с взводом химической разведки.
Пробившись к передовой линии противника, наблюдаем. Видим – в блиндаже ходят двое часовых. Вокруг блиндажа выкошена вся трава. На горизонте уже поднимается луна, мы приступаем к действию – перемещаемся ползком, без шума и быстро. Уже слышен отчетливо разговор часовых. Они нас не заметили. Пробормотав что-то по-своему, один ушел в блиндаж, и там послышался разговор вроде как по телефону. Повисла красная ракета и упала позади нас, искрясь ослепительным светом. Ага, мы тоже смекнули, в чем дело. Приняли сразу боевой порядок, приготовились к бою. Левее блиндажа – лощина. Группа лейтенанта Аносова уже зашла во фланг блиндажа и расположилась у дорожки, идущей дальше в тыл противника. Лежим, зарядили гранаты, автоматы поставили на боевой взвод и автоматический огонь. Ждем, что будет дальше. Не прошло и двадцати минут, как видим – немцы идут по тропе прямо на нас в упор. Подпустив их метров на 25 и даже ближе, мы по команде разом бросили противотанковые гранаты. Взрывы, крик, стоны, дым, пыль… Над нами повисло много ракет. Из лощины трассирующими пулями застрочил по нам пулемет, из блиндажа застрекотали автоматчики. Младший лейтенант химразведки дал две очереди из автомата по пулемету и вдобавок бросил гранату. Пулемет замолчал. Тут же из блиндажа фрицы – человек 6, бросились наутек. Я пустил по ним длинную очередь из автомата, они залегли. Сделав перебежку ближе к ним, я бросил две гранаты «ргд» и еще одну. Опять крик, стон, пыль, дым. Но вскоре бой прекратился. Ранен красноармеец Бадулин. На поле валяется много немецких солдат. Выполнив задание, отошли, имея небольшие потери в людях. Геройски погибли товарищи – Евсевич, Сорокин, Борисов. От ранения умер красноармеец Бадулин. В этом бою я уничтожил четыре фрица. Бой длился ровно час…».
ПРИКАЗАНО – ВЗЯТЬ ЯЗЫКА
Письма, наверное, и есть та самая «машина времени», о которой мечтает человечество. В заметках разведчика Алеши так много подробностей, что ты словно переносишься в другие времена и чувствуешь себя соучастником фронтовых событий. Один за другим проходят эпизоды из жизни молодого бойца.
«28 октября 1942 года.
Получили приказ от командира дивизии – во что бы то ни стало взять языка в районе расположения высоты… (название зачеркнуто. – Авт.). Старший лейтенант Кожушко повел нас на исходный рубеж. Там он еще раз пояснил нам задачу. В 20 часов вечера мы должны начать действия, так как за 5 минут до этого будет артиллерийско-минометная подготовка и залп «Катюши». Вот во время этого огня мы и должны взять языка. Рота разбилась на группы и выдвинулась на близкое расстояние к передовой линии. Не замеченные противником, ждем своего времени – 20.00. И вот ударила артиллерия, загремела «Катюша». Немчура, видно, поняла, в чем дело, был открыт сильный ружейно-пулеметный и автоматный огонь. Тогда мы броском, смело и решительно, с криком «ура!» бросились к их окопам. Сзади нас прикрывали пехотинцы. Немцы открыли беспорядочный огонь. Я первым ворвался в траншею противника и стал искать фрицев. Бегу к одному окопу – их нет там, я к другому – нет. И вдруг из третьего один бросился наутек. Я его со злости окликнул прямо матом, и он, поворачиваясь, стал брать меня на мушку. Но моя пуля опередила его и подбила ему ногу. Схватившись за рану, немец стал испуганно бормотать: «Румын, ваша прида, румын…». Я взял его винтовку, крепко зацепил ему ее за шиворот и стал отходить вместе с пленным румыном на сборный пункт. Несмотря на сильный огонь с немецкой и нашей сторон, мне благополучно удалось отойти. Доставив пленного своим командирам, доложил: «Задание выполнено, языка взял». В этой операции наша рота взяла 9 человек пленных, понеся небольшие потери. Мы с честью выполнили боевой приказ…».
Еще одна запись молодого разведчика датирована 9 ноября 1942 года. В ней он также подробно (для родных, для себя, для истории?) описывал свои военные будни. Но от строчки к строчке тревога нарастает, почерк становится неровным и торопливым.
«…Мы ведем разведывательную операцию за рощей Сапожок. Противник открыл по нам минометный огонь. Действуем по-пластунски, используя каждый кустик и бугорок для маскировки. Есть уже убитые и раненые, в том числе и я получил ранение осколком в правую ногу. Но, не бросая пулемета и продолжая бить по мамалыжникам, поддерживал огнем свою роту. У меня из строя вывело пулемет. Ворвавшись в окопы, мне пришлось пользоваться брошенной немцами винтовкой, которой я уничтожил трех убегающих солдат и одного офицера. Выполнив задание и забрав трофей, по сигналу командования мы начали подготовку к само…».
На этом строка последнего наполовину обгоревшего листа фронтового письма резко обрывается. Оборвалась ли в это время жизнь бойца? А может, он был ранен? Кто на это даст ответ? Письма молчат.
|
.gif)
Nepom.Ru
