СЛОВО О ПОЧТЕ ФРОНТОВОЙ
Война разлучила семьи. С началом военных действий миллионы людей оказались в действующей армии. Шла массовая эвакуация из прифронтовой полосы. Многие поменяли адреса, место жительства. Вся надежда была на почту, которая помогала найти близких – в тылу и на фронте. Ежедневно уходили на передовую тысячи писем, открыток, газет и журналов. Не меньше шло писем и корреспонденции с фронта – в разные города, поселки и села, туда, где оставались родные люди. Конвертов не хватало. С фронта приходили письма-треугольники. Отправляли их бесплатно. Солдатские треугольники – словно эхо прошедшей войны. Спустя 65 лет после Великой Победы они дошли и до нашего времени. А сам треугольник, как рассказывали фронтовики, – это обычный лист из тетради, который сначала загибали справа, потом слева направо. Оставшуюся полоску бумаги вставляли внутрь треугольника – и конверт готов.
Еще в августе 1941 года в газете «Правда» в «передовице» было написано о том, что очень важно, чтобы письма находили своего адресата на фронте. И далее: «Каждое письмо, посылка…. вливают силы в бойцов, вдохновляют на новые подвиги». Немцы в первую очередь старались уничтожить узлы связи, разрушали телефонные линии. Учитывая это, в стране была создана система военно-полевой почты под началом Центрального управления полевой связи. Значение ее велико. Только в первый военный год Государственный комитет обороны нашей страны принял несколько решений, которые касались продвижения корреспонденции между фронтом и тылом. В частности, было запрещено использовать почтовый транспорт для хозяйственных работ. Почтовые вагоны цепляли ко всем поездам, даже к военным эшелонам.
Непростой была служба и у военных почтальонов. В штатном расписании их должность именовалась как экспедитор. Военные почтальоны ежедневно обходили все подразделения, собирали письма, написанные бойцами, доставляли их на полевую почту. В огромной сумке у них всегда находилось место для открыток, бумаги и карандашей для тех, кто не успел запастись этими нужными принадлежностями. Представители почтовой службы вместе с нашей наступающей армией дошли до Берлина. Не раз приходилось бывать им в бою, и погибали почтальоны так же, как рядовые бойцы.
У КАЖДОГО – СВОЯ ИСТОРИЯ
И снова у меня в руках пожелтевшие треугольники, исписанные неровными солдатскими почерками. Письма-прощания, письма-напутствия, письма-размышления, письма-дневники фронтовой поры… У каждого треугольника своя история: счастливая или печальная. Бывало и так, что иногда весточка с фронта о том, что родной человек жив-здоров, приходила после страшного казенного конверта. А матери и жены верили: похоронка пришла по ошибке. И ждали – годами, десятилетиями.
Фронтовые послания, которые сейчас передо мной, переносят нас в далекие сороковые годы. В письмах Сергея Смирнова мы читаем:
«3.10.41 г.
Время 6 часов вечера. Здравствуйте, дорогие родители, братишка Саша, сестры Тамара, Вера, Валя, Клавдия и все остальные. Подъехали к станции Обливской. В дороге никаких происшествий не произошло. Все живы и здоровы. Чувствуем себя хорошо. По пути встречаются очень красивые места – еловые и сосновые леса. Погода хорошая, теплая. Пока до свидания. Целую крепко вас всех…»
«Ноябрь 1941 г.
Здравствуйте, мои дорогие! Привет и всем остальным знакомым и товарищам. Нахожусь в селе Солодчи. Был в Иловли, вернее, доезжал до Иловли. Проезжал мимо Сталинграда... Зря не взял из дому теплую шапку, потому что стало холодно, везде выпал снег. Немного приходится мерзнуть, ну ничего. Скоро получим теплую одежду. Из Иловли дал вам телеграмму. Если будет возможность, поговорю с вами по телефону из какого-нибудь города.
Пока до свидания. Передавайте всем привет. Обо всем расскажу подробно, когда вернусь домой. Целую крепко всех. Обо мне не беспокойтесь. Вернусь героем...».
«3.12. 41 г.
Здравствуйте мама, папа, Тома, Саша, Вера и все остальные, привет всем знакомым.
Должен вам сообщить, что сейчас нахожусь в селе Александровка. Оно находится в 7 км от Солодчи, куда мы прибыли сначала, в 40 км от Иловли и в 30 – от Липок. Живем в школе. Очень тесно. Обещают построить нары. Стало холодно (-22). Скверно, что очень малы мне сапоги, но думаю их как-нибудь заменить. Теперь могу получать письма и от вас. Так что пишите мне по адресу: с. Александровка Солодчинского района Сталинградской области. Почта, до востребования. Смирнову Сергею Ивановичу. Пишите обо всем. Передавайте всем привет. Скажите адрес Сашке и еще кому-нибудь, чтобы они написали мне письма. Пока до свидания. Целую крепко всех. Пишите скорее ответ».
«Апрель 1942 г.
Здравствуйте, дорогие родители. Привет брату и сестрам. Поздравляю вас (хотя и поздно) с 1 Мая. Желаю наилучших успехов в вашей жизни. Это письмо пишу вам из густого леса. У нас здесь сейчас настоящая весна со всеми ее прелестями, внушающими в сознание каждого быстрый разгром немецких полчищ. Сообщаю, что я жив и здоров, именно такой, каким вы меня провожали. Вот уже почти месяц, как я не получал ни одного письма из родного дома... Приближается год с момента вероломного нападения Германии на нашу землю. Гитлеровская армия истекает кровью на русском фронте... и подойдет день, как вся их начатая бойня закончится. Настанет снова счастливая жизнь, вернутся к родным и любимым миллионы людей. Вернусь и я домой, и обязательно с Виктором вспомним былые дни: суровую зиму, знойное лето, прохладную весну, тяжелые моменты переживания и, наконец, вспомним окончательную Победу. Пока до свидания. Целую крепко вас всех».
Больше родные не получали от Сергея вестей с фронта. В официальном послании – скупые безрадостные строки:
«11 января 1944 года.
На ваш запрос относительно брата Смирнова Сергея Ивановича сообщаю, что он действительно находился в нашей части и с 23 июня 1942 года числится в числе без вести пропавших в боевых действиях в Ленинградской области.
С уважением к вам зам. командира части 51853 «ы» по политической части майор Романов».
ПОСЛЕДНИЙ БОЙ
Война диктовала свои законы. У нее были свои ценности. И мерилом всему была долгожданная Победа. А за нее и жизнь отдать было не страшно. В этом убеждаешься, читая строки последнего письма танкиста А. Голикова жене.
«28 июня 1941г.
Милая Тонечка!
Я не знаю, прочитаешь ли ты когда-нибудь эти строки? Но я твердо знаю, что это последнее мое письмо. Сейчас идет бой жаркий, смертельный. Наш танк подбит. Кругом нас фашисты. Весь день отбиваем атаку. Улица Островского усеяна трупами в зеленых мундирах. Мы остались вдвоем – Павел Абрамов и я. Мы не думаем о спасении своей жизни. Мы воины и не боимся умереть за Родину. Мы думаем, как бы подороже немцы заплатили за нас, за нашу жизнь…Я сижу в изрешеченном и изуродованном танке. Жара невыносимая, хочется пить. Воды нет ни капельки. Твой портрет лежит у меня на коленях. Я смотрю на него, на твои голубые глаза, и мне становится легче – ты со мной. Мне хочется с тобой говорить, много-много, откровенно, как раньше, там, в Иванове…
23 июня, когда объявили войну, я подумал о тебе, думал, когда теперь вернусь, когда увижу тебя и прижму твою милую головку к своей груди? А может, никогда. Ведь война. Когда наш танк впервые встретился с врагом, я бил по нему из орудия, косил пулеметным огнем, чтобы больше уничтожить фашистов и приблизить конец войны, чтобы скорее увидеть тебя, мою дорогую. Но мои мечты не сбылись.
Танк содрогается от вражеских ударов, но мы пока живы. Снарядов нет, патроны на исходе. Павел бьет по врагу прицельным огнем, а я отдыхаю, с тобой разговариваю. Знаю, что это в последний раз. И мне хочется говорить долго-долго, но некогда.
Ты помнишь, как мы прощались, когда меня провожала на вокзал? Ты тогда сомневалась в моих словах, что я вечно буду тебя любить. Предложила расписаться, чтобы я всю жизнь принадлежал тебе одной. Я охотно выполнил твою просьбу. У тебя на паспорте, а у меня на квитанции стоит штамп, что мы муж и жена. Это хорошо. Хорошо умирать, когда знаешь, что там, далеко, есть близкий тебе человек, он помнит о тебе, думает, любит…
Сквозь пробоины танка я вижу улицу, зеленые деревья и цветы в саду яркие-яркие. У вас, оставшихся в живых, после войны жизнь будет такая же яркая, красочная, как эти цветы, и счастливая. За нее умереть не страшно… Ты не плачь. На могилу мою ты, наверное, не придешь, да и будет ли она – могила-то?...».
Шел всего шестой день войны.
|