|
Совместный проект
ИД «Губернские ведомости»
и компании «Сахалинская Энергия»
Михаил Дмитриевич Цветков
Родился в 1925 году в городе Липецк. Во время войны служил автоматчиком в 325-й Краснознаменной Двинской стрелковой дивизии. Был четырежды ранен.
За время войны был дважды награжден медалью «За отвагу», кавалер ордена Красной Звезды. После службы в армии приехал на Сахалин, почти 50 лет отработал электриком в совхозе «Комсомолец». Сейчас проживает в селе Березняки около Южно-Сахалинска.
Когда я в часть попал, мне уже 18 лет стукнуло. А войну познал раньше, еще в Воронеже, 17-летним… И первый раз меня ранило в Воронеже, это ранение не записано нигде, так получилось. В городе было два авиационных завода, их начали бомбить. Сначала бросали «зажигалки», а потом уже фугасные – чтобы больше было поражение людского состава. Мы эти «зажигалки» тушили. Ну и как раз во время одного из налетов ранило меня. Правда, легко. Девчонки меня перевязывали – умора была, каждая хочет перевязать, заспорили: «Ты не так делаешь» – «Сама ты не так!».
Из запасного полка я попал в 26-ю Сталинскую дивизию, которая защищала Москву, потом Ржев и дальше пошла на запад. Я в нее попал под Старой Русой, на Северо-Западном фронте. Дивизия стояла в обороне. И немцы лазили к нам за линию фронта, и наши туда ходили, но нас, молодых, только прибывших, не посылали. Говорили: сначала пускай научатся, как в бою правильно вести себя.
Я-то учился в роте истребителей танков, стрелял из противотанкового ружья. Но там для танков непроходимые места были – болота кругом, завалы, лес. Поэтому стал простым автоматчиком. А автомат – это надо ближний бой вести. Другое дело ручной пулемет, самое надежное было для меня, и противника из него поражать лучше всего.
Наш младший лейтенант Голиков с ходу спросил меня: «Стрелять хорошо умеешь?». Я говорю: «Хорошо». Экзамены-то сдавал на «отлично». Он: «Тогда бери ПТР и будешь днем охотиться на немцев. Ружье далеко бьет. Пристреливаешь или сосну, или столб какой-нибудь – и действуй». Ну вот, так я и делал. Только немец подходит к пристрелянной точке, особенно утром или днем, когда он обед несет или завтрак, и видимость хорошая, вот в это время его и вжаришь по этим термосам! В голову, конечно, редко попадешь. Но пуля бронебойная берет будь здоров как! Смотришь: упал, готов.
Немцы кричат: «Рус! Не надо стрелять. Давай лучше перекинемся гранатами». Понимали мы их запросто: они гранаты-лимонки называли «яйка». Как крикнут: «Яйка! Яйка!» – ну и полетела, родная… У фрицевских гранат ручка длинная, удобнее бросать. А мы все равно наши лимонки любили – осколков от них куча! Как-то проверяли в немецком доме, в квартиру бросили, насчитали под тысячу осколков и сбились, запутались.
Сейчас в основном бои вспоминаются. И почему-то не на нашей территории, а больше в Латвии, Литве, Восточной Пруссии. Что такое бой – гибель народа… Допустим, приказали: взять вот эту деревню. Смотрим – ага, начинают хаты жечь, немец отступает. Тут и начинаем, сначала ползем, потом артиллерия работает.
А солдат много гибло. Между прочим, из-за командиров плохих. Посылает нас вперед – а артиллерия не бьет, подкрепления нету. Но ползешь, надеешься только сам на себя, заметишь, допустим, направление, где у фрицев пулеметы работают, и дашь туда сигнал из ракетницы. Я, скажем, стрельнул, другой стрельнул. Раз – и готово дело. А другой уже на новую цель показывает.
Снарядов мало было, поэтому так и делали. Людей губили бог знает сколько…
Как мне сразу две медали «За отвагу» вручали – потешная история. Это уже в Восточной Пруссии было, в сорок пятом. Как раз прорвали оборону, взяли Тильзит, Рогнит и пошли дальше. Меня в ногу ранило, ну и отправили в госпиталь. Лежу себе, а тут заходит старший лейтенант из особого отдела. «Есть Цветков?». Со мной рядом лежал один морячок, капитан-лейтенант, командир торпедных катеров. Мы, кстати, видели, как он торпедировал три корабля немецких, они совсем близко шли, хорошо было видно без бинокля. И тут выскочили эти торпедные катера из-за косы, и два корабля они утопили. Так вот, командир этих катеров как раз попал со мной в одну палату. И когда особист меня спросил, морячок говорит: «А тебе зачем?». А сам на меня одеяло бросил, чтобы я молчал. Ну, мало ли что, понимаете... Потом особист у начальства выяснил все, вернулся, кричит мне: «Иди сюда, буду тебя награждать». Я встаю, иду прихрамывая. И тут морячок говорит: «Слушай, дай я его награжу». Тот туда-сюда: «Как это?» Я говорю: «Пусть наградит, чего там, он Герой Советского Союза. Передай медали ему, а я распишусь в твоем журнале». Расписался. А тот вручил, поздравил, все как положено. Мужики в палате – а нас там человек сорок лежало – смеются, меня поздравляют: «дважды отважный»… Смотрю: морячок уже с котелком идет. Пошел, спирту достал у медиков. Ну, кто откажет Герою, а? Немножко принес, и мы сразу две медали и обмыли. Вот такие дела были.
Помню еще – концерт у нас был, выступала Зыкина. Даже немцы слушали, да! Нейтралка же обыкновенно метров 300–400, не больше. А когда боя нету, все хорошо слышно. Вот приехала концертная бригада, машины борта открыли – и готово. Песни, пляски… Фрицы даже в ладоши хлопали. Потом кричат: «Комрад, «Катюшу!», эту песню все знали. Ну, наши подволокли дивизион «катюш», как им дали! Катюшу им...
Перед победой мы как раз Пилау взяли. И тут нам говорят: «Сейчас еще пойдем на какой-то опорный пункт». Вдруг слышим – и автоматы, и пулеметы, и пушки начали бить! Мы не поняли вначале… Да это ж салют дают! Мать моя родная, война кончилась! Но ошиблись, это было 2 или 3 мая, это только наш фронт закончил войну. Но и до 9 мая уже недолго было.
Кончил я воевать сержантом, потом попал в училище танковое в Ульяновске. А демобилизовался уже здесь, на Курилах, в 1948 году, из танковой бригады. Ну а на Сахалин перебрался уже в 1954 году, меня сюда шурин сагитировал. Как поступил в совхоз «Комсомолец» электриком, так и работал до самой пенсии.
|
.gif)
Nepom.Ru
