|
Совместный проект
ИД «Губернские ведомости»
и компании «Сахалинская Энергия»
Анна Акимовна Ковалева.
Родилась в 1923 году. Прошла всю войну с июня 1941-го по май 1945 года. Служила хирургической сестрой. Дважды кавалер ордена Красной Звезды. День Победы встретила под Кенигсбергом. После войны работала медицинской сестрой на Сахалине.
Перед войной я закончила на «отлично» медицинский техникум. Обычно выпускников в части направляли, а меня оставили в нашем городе, Анжеро-Судженске. Работала я в больнице.
Тут война началась, мобилизация, и нас тут же призвали в армию. Я ни в какую часть не попала, потому что организовывала госпиталь. Все большие здания были отданы, чтобы разместить раненых, мы готовили кровати, тумбочки. И столики надо было, и постельное белье… Мы приносили кто что мог, потому что ничего не было. В то время вышел приказ, чтобы на западе, где отходили наши части, ничего не оставалось врагу, все сжигали.
Раненые все время поступали в Анжеро-Судженск. Приходили поезда, вагоны обычно загоняли в тупик, и кто свободный был, приходили помогать, перетаскивать раненых. Кто могли из них – сами шли, но в основном все были носилочные, тяжелораненые, надо было их помыть, обработать – они же грязные были, завшивевшие. Разместили мы их по палатам, стали работать. И каждый раз, когда приходил эшелон, принимали новых. У нас в городе было много госпиталей.
В 1943 году, когда Красная Армия уже пошла в наступление, наш госпиталь передислоцировался. Приехали мы в город Миленки Ивановской области. Там тоже освободили для госпиталя большие здания. Раненых было много, они все поступали и поступали…
Помню, дошли мы до Витебска. Город был так хорошо укреплен, что ни с какой стороны его не взять. Мы знали, что скоро должно быть наступление, к линии фронта подогнали много техники и людей. Наш старшина поехал на склады, чтобы привезти продовольствие, а я тоже решила отправиться с ним, пополнить свои запасы. Он меня спрашивает: «Аннушка, за тобой заехать?». Я говорю: «Нет, я пойду сама».
И вот уже вечереет, стемнело, вокруг лес, а я иду, не знаю куда. У немцев такой порядок был: вечером перед сном они обстреливали наш передний край. Так уже и обстрел закончился, а я не знаю, куда идти. Но страха я не почувствовала, боялась только одного: не дай бог пройду нейтральную полосу и попаду к немцам! Вдруг слышу – как будто лошадь идет, мотает головой, а ботало у нее на шее – «бум!», «бум!»… В ночной тишине очень отчетливо слышно. Я пошла на этот звук и наткнулась на проволочное заграждение. Перебралась через него, еще какое-то время прошла – опять проволочное заграждение, я снова перешагнула его. И тут слышу: «Стой! Кто идет?». Я часовому говорю, что из госпиталя, медицинский работник, пополнила запасы для своего медсанбата, а теперь заблудилась и не знаю, куда идти. Он вызвал дежурного офицера, я ему рассказала все. Поужинали, чай попили. Приходят утром разведчики, выходим на дорогу. Говорю: вот здесь я проходила ночью… Командир встал как вкопанный: «Это же огражденное минное поле! Вы, видно, в рубашке родились».
Перед наступлением мы истопили баньку, помылись. Редко так удавалось: жили-то все в землянках, в распадке. Утром я поднялась, вышла из землянки, слышу: летит снаряд. Мы уже к такому привыкли и знали, где он примерно разорвется. Я стою, а снаряд летит, и земля на меня сыплется. Я подумала, что снаряд разорвется в распадке, подбегаю, вытаскиваю свою сумку медицинскую и вижу: огромная воронка, лошадь лежит белая, бьется в судорогах, бочка разбитая, оттуда вода течет… Заглядываю в воронку, вижу раненых. Прыгнула вниз, схватила солдатика за шиворот, вытащила его. Солдатику осколком срубило ногу, кровь хлещет, а нога волочится на коже, пришлось отрезать. Снарядом убило повара, ездового, а кухработник остался живой.
Потом получили мы паек, боеприпасы и пешком отправились на наблюдательный пункт. Уже началась мощная артподготовка. Когда она закончилась, мы пошли в наступление. Везде раненые, душа болит, а я ничем не могу им помочь, должна быть с ротой разведчиков. На следующий день – новое задание. Дали нам «Студебеккер», едем в тыл. Где-то километрах в тридцати, в районе медсанбата, на стыке двух наших дивизий немцы прорвали оборону. Медсанбат, даже раненые, все, кто мог, – вышли в окопы и стали отстреливаться. Иногда вдвоем – один заряжал, другой стрелял. Немцы вышли на пригорочек и пошли в атаку, в полный рост. Мы отбили одну атаку, другую. А командир роты говорит: все-таки они просочились. Стали мы их преследовать. Трава примята – видно, как шли. Мы их догнали, нас шестеро было, а взяли в плен 20 немцев.
Решили идти к исходной позиции, на пути нам попался ток для зерна. Один разведчик пошел выяснить обстановку – не вернулся, второй тоже пропал. Командир роты сам пошел. Вернулся мрачный, говорит: фрицев в расход! Мы их расстреляли. Дошли до наших и попали в самую гущу боя. Немцы лавиной шли. Уже вечерело, когда нам сказали: все, Витебск взят! Первый орден Красной Звезды я получила на поле боя из рук командира корпуса Безуглова.
1944 год, зима. Два наших батальона после боя отстали, а один ушел вперед, и его немцы отрезали, окружили. Надо было выручать их, но днем нельзя было подойти, все просматривалось. Пришел приказ в передовую группу, к которой мы были прикреплены, – подготовить медицинскую палатку. Мы развернули наш полевой медсанбат. И вдруг вижу, едет повозка, а на ней женщина лежит и кричит. Я подошла, откинула плащ-палатку, спрашиваю: «Куда ранена?». А ездовой мне говорит: «Она рожает, мы ее не довезем». Отнесли мы ее к себе, уложили возле печки-буржуйки. Хирург меня спрашивает: «Аннушка, ты когда-нибудь роды принимала?» – «Нет». – «И я не принимал. Но вдвоем управимся».
А вокруг раненые лежат… Начались роды, я головку вывела, плечики… вот и крик малыша, это его первый вдох. Раненые спрашивают: «Что это или нам чудится?». Я говорю: «Нет!». И поднимаю этого малыша на руки, над печкой: «Вот ваша смена, родился мальчик!». Ребята как заговорят наперебой: «Сестричка, у меня в вещмешке портянки новые». А другой: «У меня белье теплое, новенькое, возьмите, экипируйте малыша». Портянки байковые давались одним куском, мы разрезали их, использовали как пеленки. Отправили маму с малышом дальше в медсанбат. Это оказалась жена командира батальона. Как они вместе оказались, не знаю, не разрешалось это. А они ухитрились! И родила она здорового малыша, а я стала крестной мамой.
Потом уже я попала в корпусную разведроту. Объявили туда набор, шли только добровольцы. Я решила: пойду! Меня наши в госпитале отговаривали, мол, сиди здесь, тебе работы мало? А я говорю: или грудь в крестах, или голова в кустах. Все отшучивалась…
В общем, организовали мне проводы, а утречком повар, пожилой мужчина, говорит: «Вот тебе, Аннушка, тарелка, когда будешь выходить из расположения – ты ее брось». Это примета такая: разобьется – значит, я вернусь к себе… Я беру эту тарелку и на выходе бросила и разбила ее. Пришла в разведроту, ребята там были очень хорошие. Но долго там не служила, осколком меня ранило, к счастью, вену не задело. После ранения я из разведки и ушла. И попала опять в наш медсанбат. Наши потом шутили: «Грудь у тебя уже в крестах, хватит, оставайся здесь».
Однажды во время марша были большие переходы, по 50–60 километров. Ребята изнемогали, жара. Нашего ротного вызвал командир корпуса: в одном поселке немецкий гарнизон остался, надо их в плен взять. Немцы не сопротивлялись, мы их разоружили. И тут один офицер немецкий говорит: «Я восхищен вашими женщинами, они такие мужественные! Я эту девушку хочу наградить своим оружием». И передал мне маленький пистолет. На 3 метра он бил, но бесшумно.
Когда взяли Кенигсберг, дивизию нашу отвели. Мы думали, нас переформируют и мы пойдем на Берлин. И вдруг ночью слышим: стрельба, крики! Я говорю: «Неужели опять попали в окружение?». Вышли на улицу и узнали, что только что подписан договор о капитуляции Германии. Это такая была радость, не описать, не рассказать… Плачем, целуемся, стреляем, ну как же, столько всего прошли – и остались живы.
А 17 мая нас погрузили в эшелоны и отправили на восток.
НАША СПРАВКА
В годы войны в Анжеро-Судженске размещалось 11 эвакогоспиталей, рассчитанных на 6785 коек. Они располагались в зданиях крупных школ, в общежитиях, в терапевтическом корпусе горбольницы. Под госпитали оборудовали Дом Советов, Дом техники, Дворец труда, Дом отдыха. Об этом сегодня напоминают мемориальные доски, установленные на их фасадах. Работа врачей и медперсонала в этих лечебных заведения была сродни подвигу. Ранения были серьезные, а из лекарств чаще всего – лишь забота и доброе слово. Многие тысячи раненых обрели на Анжерской земле поддержку и здоровье, но для более чем 80 тысяч она стала последним пристанищем. На городском кладбище на братской могиле установлен обелиск, на котором высечены имена бойцов, умерших от ран в госпиталях Анжеро-Судженска.
Видео-сюжет в рамках проекта «Моя Победа»:
Анна Акимовна Ковалева
|
.gif)
Nepom.Ru
