Совместный проект
ИД «Губернские ведомости»
и компании «Сахалинская Энергия»
Александра Андреевна Бордачева
Родилась в 1922 году в Татарстане. Всю войну служила медсестрой при фронтовом госпитале. Награждена орденом Отечественной войны 2-й степени, медалью «За оборону Сталинграда». Живет в Корсакове.
В 1941 году направили меня учиться на шестимесячные курсы медсестер. А в 1942-м на окопы послали в Татарстан; три месяца я рыла эти окопы. Потом вернулась на практику в госпиталь. А в мае пришла повестка, и забрали нас на фронт.
Когда я на медсестру училась, мне мама говорила: «Как ты будешь работать? Не возьмут тебя». Я ведь жутко боялась крови! Если палец порежу – обязательно в обморок падаю. И на практике, когда хирург операцию делал, а мы рядом стояли, то вокруг лавочки и стулья подставляли – я прямо на них и падала в обморок. Потом очнусь, в коридор уйду или отнесут меня… Но все равно обратно верталась! А хирург головой мотает: мол, не заходи; а я все равно заходила.
Попала я в 4-ю Украинскую армию, в эвакогоспиталь №1584, и вскоре мы оказались под Сталинградом. Принимали раненых – их доставляли через Волгу. Госпиталь был – одни палатки, ничего в них не было, сухую траву расстилали, на нее и укладывали бойцов. И перевязывали там, и операции делали, и выхаживали их.
Как-то делали ампутацию одному солдатику… Как он кричал: «Не режьте меня! Не отнимайте ногу!» Как плакал! Когда разрезали вкруговую, я еще ничего, смотрела. А потом думаю: все, не могу больше… Выйду, постою в коридоре – и опять прихожу. А куда деваться? Так потихоньку и привыкла, стала работать. Сначала было страшно, а потом как будто так и надо.
Передвигались мы вслед за Сталинградским фронтом. Битва за город шла очень тяжелая, каждый день гибло много наших бойцов, и раненых ужас сколько было. Когда немцы бомбили, кто мог идти, спускались в убежище сами, даже на костылях шли. А вот тяжелые больные не могли, или ни в какую не хотели, поэтому мы сидели с ними. На койку сядешь – и сидишь... а вокруг бомбежка. Но раз раненый не идет, мы не имеем права бросить его.
Тяжело очень приходилось. Мы и уколы делали, и перевязки, и за санитаров работали: таскали раненых на носилках, кормили их, «утки» за ними выносили… Все сами.
Сколько бойцов погибало, сколько умирало у нас в госпитале! Конечно, жалко было всех. И слезы были, но была и радость – когда кто-то выздоравливал. Их посылали обратно на фронт, а тяжелораненых мы подлечивали и направляли в тыл.
В Сталинграде, конечно, самое трудное время было за всю войну. Мы из госпиталя не выходили по трое суток. Не спали ни днем, ни ночью – не до сна было, нужно было спасать наших бойцов. У нас даже не госпиталь был, а в землянке принимали раненых. Электричества не было, только фонари и железные печки. Из лекарств аспирин, сульфадимезин да растворы для перевязок – и больше ничего. Бинты мы сами стирали – их не хватало. Высушим и обратно ими перевязывали. А что делать – спасать-то бойцов надо. Так и лечили их в этих землянках, и операции делали – все, что нужно, то и делали.
Я, правда, с передовой никого не выносила, не приходилось. Но насмотрелась всякого… Ранения ведь жуткие были – лежали у нас и контуженые, и без ног, и без рук. Сердце от жалости разрывалось.
Помню, один боец молодой был, совсем мальчик. Еще моложе меня. Так тяжело мне с ним было находиться! У него эпилепсия была, а после ранения ногу ему отняли. Как-то раз привезли нам кино показывать, мне так хотелось пойти – а я боюсь этого мальчика одного оставить. Переживала я за него очень. Если уходила, легкораненым всегда наказывала: вдруг ему сильно плохо станет, ну, приступ начнется, чтобы сразу ложились на него и держали.
Со мной работала девушка Александра, из Московской области, а фамилию уже и не помню… Она играла на гитаре и пела – прямо в палате, веселила солдат. Мы с ней мечтали: вот война кончится, приедем домой, может, дальше учиться будем – я ведь всего семь классов закончила. Замуж выйдем… А что еще нужно было нам? Молодые были.
Мы с ней прошли всю войну, демобилизовались только в марте 1946-го – надо было раненых долечивать. После войны сначала друг другу писали, а потом как-то переписка у нас прекратилась.
Вся моя война – это госпитали в разных городах. После Сталинграда был Курск, потом Ужгород, потом Польша, Чехословакия… А Победу я встретила в Кенигсберге. Мы даже не знали сначала – работали в палате, а потом передали, что Победа. Раненые повскакали, даже на костылях все пляшут, и мы тоже – кто плачет, кто в пляс… Радость была такая. У меня и фотография была на память: в День Победы я сфотографирована с раненым.
После войны приехала я в Казань, а оттуда меня командировали в Кенигсберг – работать в связи. Я прожила там два года, и замуж там вышла, в Кенигсберге. А в 1949 году мы с мужем приехали на Сахалин. Тут я работала на рыбокомбинате, но недолго – шесть месяцев, мне запретили по здоровью. Потом я устроилась в инфекционную больницу кастеляншей, после в стройуправлении работала комендантом, а еще позже – в Корсаковском порту, оттуда и на пенсию вышла. Получила звание ветерана труда.
С мужем мы прожили 57 лет. Два года его уже нет… Сейчас внучка перешла ко мне жить, она родила двойняшек – им по два года девять месяцев, такие озорные, все мне в доме путают!
Видео-сюжет в рамках проекта «Моя Победа»:
Александра Андреевна Бордачева
|